Весь следующий месяц Филипп, по его словам, путешествовал по всей Святой Земле — от Мертвого моря на юге до Галилейского моря на севере. Затем, вернувшись в Константинополь, он после долгих размышлений и молитв решил немного повременить с уходом в монастырь на Афоне. Сначала, в этом он был почему-то твердо уверен, ему необходимо отправиться в Новгород и известить обо всем Мирославу…
— Это тоже тебе, — протянул ей Филипп не очень большой, но тяжелый мешок, завязанный сверху. — Я не знал, что мне еще с этим делать.
Развязав веревочку, Мирослава увидела, что невзрачный с виду мешок набит серебром и золотом.
Как пояснил изумленной Мирославе странник, это богатство Ингви некогда получил от своего датского вождя за то, что спас ему жизнь во время битвы. Путешествуя, Ингви обычно носил мешок с собой, но если знал, что вскоре вернется к какому-то месту, то во избежание ненужного риска зарывал клад в землю, а с собой брал лишь небольшую часть. Полностью доверяя Филиппу, он прямо при нем спрятал деньги перед их путешествием из Иерусалима на Иордан.
— Я не взял отсюда ни гроша, — гордо сказал Филипп. — Очень скоро, когда я уйду в монастырь, деньги мне вообще не понадобятся. Думаю, Ингви обрадовался бы, узнав, что я отдаю их тебе.
Мысль о монастыре потрясла Мирославу. Не будучи особо набожной, в отличие от своего возлюбленного, она никогда раньше не задумывалась о том, что кто-то выбирает себе такую жизнь. Но сейчас, непонятно каким образом, мысль о монастыре завладела ею. Филипп, сидящий перед ней, являлся ее физическим воплощением. Вот только не появилось еще на Руси женских монастырей…
За ту неделю, что Филипп гостевал у них в корчме, Мирослава, в тайне от родителей и как бы невзначай, выведывала у него всё, что он знает о монастырях и монастырской жизни.
Рассказывал Филипп много и охотно. Отец его, и Филипп не считал нужным этого скрывать, служит «великим сакелларием» при самом Патриархе Константинополя. В ведении такого церковного чиновника, пояснил он, находятся абсолютно все монастыри Византии. Да, без такого блата — улыбнулся обычно хмурый Филипп — оставалось бы только мечтать о монашеской обители на Святой горе Афон… Есть в Константинополе, продолжал он, и женский монастырь, называется «Одигон».
— Твой отец сможет меня туда устроить? — оборвала Мирослава, смотря ему прямо в глаза.
Филипп, по-видимому, понял, что сболтнул лишнего. Но было уже слишком поздно. Мирослава была одержима идеей. Ко всему прочему, Филиппа не покидало чувство вины перед ней за смерть Ингви. Ведь это он, а не кто-то другой, уговорил Ингви отказаться от немедленного возвращения к ней сразу после выполнения обета. Зачем он только потащил его за собой на Иордан? Как мог оставить там одного?
Подготовка побега не заняла у Мирославы много времени. Тихо выбравшись из дома посреди ночи, она встретилась с Филиппом в заранее условленном месте, и, сев на дожидавшуюся их лодку с гребцами, они отправились в путь. Мешок с сокровищем был оставлен на кровати Мирославы и сопровожден берестяной запиской. Проснувшись поутру, родители сразу поняли бы, что теперь им обеспечена безбедная старость и нет больше никакой надобности гнуть спину в корчме. А себя Мирослава просила не искать.
Всю дорогу до Константинополя Филипп вымаливал у Бога прощения за то, что оказался втянутым в эту авантюру. Но с другой стороны, утешал он сам себя, не Промысел ли Господень усматривается в том, что вместо одной души, посвятившей себя святой жизни, появится сразу две таких?..
— И чем всё кончилось? — нетерпеливо спросил Ингви, когда Мирослава сделала паузу, чтобы перевести дыхание.
— Я жила монахиней в Одигоне, пока не скончалась там в возрасте восьмидесяти шести лет.
Ингви открыл рот от удивления. Но вспомнил, что чуть ранее узнал от Голоса про выращивание учеными Архив-Службы молодых и нестареющих тел.
— Ты одна записалась встречать меня здесь?
— Ну что ты? Вся твоя родня записалась! Сразу, как только появился твой анонс год назад. Но я их убедила, что тебе хотелось бы сперва побыть со мной одной, — хитро улыбнулась Мирослава. — Разве я была не права?
Ингви снова обнял Мирославу. Конечно же, она была права.
— Я попросила их не приезжать в Архив-Службу. Ты сам сможешь навестить их, как только захочешь. Пойдем уже отсюда. — Она встала со скамейки и повела его за руку к выходу из сада. — Тебе сейчас загрузят в мозг свод здешних законов. Это займет секунду, но будет здорово кружиться голова. Придется полежать чуток.
Спустя полчаса Ингви уже мчался на такси по автостраде. Едва забравшись в автомобиль, Мирослава — к его ужасу — стянула с головы парик, изображавший тугую косу до пояса, и растрепала перед зеркалом свои собственные волосы, которые доставали ей всего лишь до плеч.
— Прости, — сказала она. — Если меня увидят соседи, умрут со смеху. Тут так никто не ходит. Я специально вырядилась по-древнему, чтобы тебя сразу не шокировать.
— Как называется этот необычный город? — спросил Ингви.
— Москва. — Она принялась стягивать с себя сарафан. — Но он вообще-то ничем не отличается от любого другого. Они тут на Ремотусе все словно наштампованы.
Ингви взглянул на ее голое тело и сразу убедился, что Голос не соврал… Его собственное преображенное тело отнюдь не перестало вести себя как тело мужчины.
— Моя родня тоже здесь живет?
— Нет, их город где-то в Скандинавском Штате. Но ты… — Мирослава помедлила, — ты сам можешь выбрать, где тебе жить… и с кем…