Архивариус (СИ) - Страница 47

— Похоже, что да.

— Ох и не сладко ему там приходится. — Мирослава вернулась к укладке волос. — Я про них читала. Они в течение столетий добивались через суд, и в итоге добились, чтобы их тела вернули в прежнее состояние. Представляешь, захотели болеть, стареть и умирать?

Ингви молча покачал головой.

— Вот только иметь детей, — продолжала Мирослава, — суд им так и не разрешил. Их адвокаты, разумеется, аргументировали, что, мол, раз они своими смертями освобождают на планете место, то имеют полное право оставить после себя потомство. Такое же точно смертное, как они сами. Типа, будет естественная смена поколений на территории коммуны… Но суд счел, что содержание детей в коммуне нарушит права и свободы ребенка. А главное право человека, прописанное в конституции Ремотуса, это — как ты и сам знаешь — право на бессмертие. В итоге, было отказано.

— Но импланты-то у них есть? Я бы попросил полицию определить местонахождение Кнуда.

— Имплантов нет, — ответила Мирослава, переходя от прически к макияжу. — Кажется, сначала суд не разрешил, чтобы у них извлекали импланты… Но это привело к тому, что они там в коммунах стали отрубать себе кисти рук. Кошмар, правда? В общем, соображения гуманизма восторжествовали — и суд дал свое согласие.

«Нет. Кнуд определенно не был религиозным фанатиком», — подумал Ингви. — «На него это совсем не похоже».

— Я читала, — сказала Мирослава, — что в первые десятилетия Проекта селиться на природе вообще не разрешалось. Полиция сносила их лагеря, а члены коммуны получали тюремные сроки. Но после массовых общественных выступлений в их защиту государству пришлось пойти на уступки.

— Чем они там питаются? — недоумевал Ингви. — Не прихватили же они с собой в лес атомные синтезаторы?

— Ну, разводят коров, свиней, кур, всякую прочую живность. Выращивают что-то. Всё как в старые добрые времена. Скот их, разумеется, периодически дохнет от болезней, посевы погибают от засух. И тогда коммуны вымирают от голода одна за другой. Сказка, а не жизнь, правда?

Ингви было совсем не смешно.

Он должен вырвать из лап фанатиков непонятно как оказавшегося там друга!

— А где они берут скот и семена? — поинтересовался он.

— Первые поселенцы бегали по природе с заточенными палками и ловили кабанов, оленей и прочих диких животных. В общем, жили охотой и собирательством. Ты только представь, — она посмотрела на Ингви, — выходишь из метро на природе, гуляешь себе по лесу, и вдруг проносится мимо такой дикарь!

Ингви, как ни старался, не мог представить себе в этой роли Кнуда.

— Это тогда, собственно, — продолжала она, — их и упекали в тюрьмы. Отчасти — по статье за причинение вреда природе. Но когда власти разрешили их лагеря, то заодно придумали, как свести на нет общественную и экологическую опасность.

— И как, интересно?

— Лагерь по всему периметру обносится стеной, которую им не разрушить и через которую не перелезть. А скот и семена им выдали из городских агро-лабораторий. Ты ведь слышал уже про рестораны с натуральной кухней?

— Кажется, да.

— Ну так вот. Специально для таких ресторанов — где некоторые готовы расстаться с сотнями ремо за натуральную еду — в каждом городе работают лаборатории, в которых ученые из стволовых клеток могут вырастить хоть коровью ляжку, хоть живую корову целиком. Не говоря уже о выращивании овощей и фруктов. Короче, подарили поселенцам свиней, коз, овец и всякую всячину.

В тот же день Ингви наведался в полицейский участок.

Объяснив дежурному всю ситуацию, он к огромному своему облегчению услышал, что Кнуда без труда можно найти со спутников. Спутниковой службе достаточно будет лишь взять фотографию Кнуда из полицейской базы данных и нажать на поиск.

— Мне понадобится ваше заявление о пропаже человека, — сказал офицер.

Ингви написал заявление и уселся ждать.

Спустя всего лишь пять минут офицер подозвал его к себе:

— Ваш друг находится в коммуне возле Лондона. Это в Британском Штате.

— Благодарю вас, — обрадовался Ингви. — Вы не подскажете заодно, как попасть к ним внутрь? Я хотел бы пообщаться с Кнудом. Но я слышал, что власти огородили каждую коммуну высокой стеной, чтобы поселенцы не могли выйти наружу.

Полицейский усмехнулся:

— Боюсь, попасть к ним внутрь вы сможете, только став одним из них.

— Что вы хотите сказать?

— Первого числа каждого месяца, ровно в полдень, в стене каждой такой коммуны на Ремотусе открывается дверь. Ровно на одну минуту. Полиция дежурит у входа, держа оружие наготове. За эту минуту внутрь могут войти новые поселенцы, а наружу — выйти те, кто решил вернуться к нормальной жизни.

— А как же свидания с родственниками?

— Не проводятся. Понимаете, — развел руками офицер, — сами поселенцы выступают против того, чтобы кто-то извне, из «мира соблазнов», как они это называют, вторгался в их жизнь. Но они охотно принимают новых членов. Ведь все они стареют, дряхлеют и умирают. Им нужна молодежь, которая заботилась бы о стариках, брала на себя тяжелый физический труд.

— То есть я мог бы, — уточнил Ингви, — прийти к ним первого числа в полдень, пожить у них месяц, а следующего первого числа сказать «извините ребята, я сваливаю» и в полдень выйти наружу?

— Не всё так просто. Полиция имеет право запускать внутрь только тех, кто уже добился через суд, чтобы его тело вернули в состояние болезней и старения. Это сложная юридическая процедура. И перед тем, как пустить человека внутрь, полицейские тщательно проверяют все документы — из суда и из лаборатории, где человека вернули в такое состояние. Не уверен, что вам это надо.